Мы решили заранее приготовиться к выгрузке из поезда, остановка в Краснодаре всего 5 минут.
Я вынес две сумки в тамбур и пока ходил за третьей, в предбаннике, там где чайный котел, уже образовалась сонная очередь. 5 утра, да.
Меня пропустили, места там мало, только две старухи встали колом. Это были именно старухи, хотя на вид им было около пятидесяти. Одна худая, черные волосы с громадным начесом, вторая какая-то размякшая как тюфяк, некрасивое ее лицо украшала здоровенная багровая бородавка на носу.
Они заартачились громко. Куда это мне надо! Стой тут, мы первые!
Я объяснил как смог, что мои сумки уже в тамбуре, и им просто необходимо меня пропустить. Нехотя раздвинулись, ворча и шкворча.
Мы с женой прошли и встали возле левой двери вагона. Вышла проводница, затем выкатились старухи. У одной постоянно падал старый чемодан на колесиках, она чертыхалась и злобно его поднимала. Справившись, они в один голос спросили проводницу, с какой стороны будет выход.
Я вынес две сумки в тамбур и пока ходил за третьей, в предбаннике, там где чайный котел, уже образовалась сонная очередь. 5 утра, да.
Меня пропустили, места там мало, только две старухи встали колом. Это были именно старухи, хотя на вид им было около пятидесяти. Одна худая, черные волосы с громадным начесом, вторая какая-то размякшая как тюфяк, некрасивое ее лицо украшала здоровенная багровая бородавка на носу.
Они заартачились громко. Куда это мне надо! Стой тут, мы первые!
Я объяснил как смог, что мои сумки уже в тамбуре, и им просто необходимо меня пропустить. Нехотя раздвинулись, ворча и шкворча.
Мы с женой прошли и встали возле левой двери вагона. Вышла проводница, затем выкатились старухи. У одной постоянно падал старый чемодан на колесиках, она чертыхалась и злобно его поднимала. Справившись, они в один голос спросили проводницу, с какой стороны будет выход.
Выяснилось, что перрон с их стороны и хищной радости их не было предела: мы стояли у другой, дальней двери. Нам две минуты ничего не решало, да, теперь мы не первые, ваша взяла!
И вот, тяжело зашипев, поезд встал. Проводница, лязгнув, открыла дверь, протерла поручни и спустила лестницу. Старухи молча поперли. Наш вагон был предпоследним и до перрона не дотянул — спускаться там было высоко и неудобно. Мы стояли и смотрели, как стаскивают свои пожитки эти две сварливые вороны.
Но тут в дверь с нашей стороны мощно ударили. Потом еще раз и еще раз и еще — сильнее.
Проводница услышала, вспорхнула с той стороны на эту и прильнула к стеклу. За дверью толпились встречающие. И здание вокзала, вдалеке, оттого невидное, оно тоже было с этой, нашей стороны!
Сдавленный вопль я услышал, когда спустил наши сумки на перрон. С этой, правильной стороны, он как раз заканчивался вровень.
Старухам пришлось пропустить всех, кто выходил. А это — полвагона.
И вот, тяжело зашипев, поезд встал. Проводница, лязгнув, открыла дверь, протерла поручни и спустила лестницу. Старухи молча поперли. Наш вагон был предпоследним и до перрона не дотянул — спускаться там было высоко и неудобно. Мы стояли и смотрели, как стаскивают свои пожитки эти две сварливые вороны.
Но тут в дверь с нашей стороны мощно ударили. Потом еще раз и еще раз и еще — сильнее.
Проводница услышала, вспорхнула с той стороны на эту и прильнула к стеклу. За дверью толпились встречающие. И здание вокзала, вдалеке, оттого невидное, оно тоже было с этой, нашей стороны!
Сдавленный вопль я услышал, когда спустил наши сумки на перрон. С этой, правильной стороны, он как раз заканчивался вровень.
Старухам пришлось пропустить всех, кто выходил. А это — полвагона.